16-18 октября,
2014, В Институте
гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского центра РАН состоялась
международная научная конференция «Кавказская война: события, факты, уроки»,
посвященная 150-летию окончания тех трагических событий.
Директор
ИГИ, профессор Касболат Дзамихов остановился на различной интерпретации тех
событий в разные периоды истории страны, отметив, что с самого начала имели
место две традиции: охранительно-имперская и либерально-демократическая. В
первом случае действия России оправдывались «исторической необходимостью,
державными интересами и даже нравственными соображениями: цивилизаторской
миссией, избавлением христиан-единоверцев на Кавказе от мусульманского ига».
Революционно-демократическая мысль рассматривала действия горцев «в русле
общероссийского освободительного процесса, включавшего и антиколониальные
силы».
В советское
время в силу иных идеологических причин исследователи основывались на
высказываниях Маркса, Энгельса, Ленина, в результате чего был обоснован тезис о
классовых союзах между угнетенными народами Кавказа, а также между местными и
русскими эксплуататорами, что в конце концов привело к Великой Октябрьской
революции.
До 80-х
годов, отметил Дзамихов, изучение проблемы было в кризисе, отсутствовало даже
фактологическое изложение наиболее важных событий и участвовавших в них
личностей.
Профессор
Дзамихов остановился на концепции Марка Блиева о «горском экстремизме и их
изначальной виновности», согласно которой основой жизни горцев были набеги.
Перемещение энергии набегов на Россию и стало основой для начала войны.
Докладчик подчеркнул, что в конце 80-х – начале 90-х годов концепция Блиева
подверглась «жесточайшей критике».
Говоря о
современной ситуации, профессор отметил, что можно ставить вопрос «о
противоречиях региональных национальных историков и историков российских
центров», с полярно противоположными оценками причин и методов войны, ее итогов
и характеристик царских военачальников: «Историография Кавказской войны –
наглядный пример острой культурно-политической борьбы, содержащей непримиримые
точки зрения, приводящие к конструкции оппозиции «свой – чужой». По словам
Дзамихова, такое состояние необходимо преодолеть и утвердить в общественном
сознании политическую формулу гражданского консенсуса по проблемам Кавказской
войны.
Представитель
Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований Фатима Озова, говоря
о временных рамках Кавказской войны, отметила, что официальная версия связывает
ее начало с Ермоловым, однако черкесская историография связывает начало войны с
1763 – созданием крепости Моздок, устройством Кавказской линии и проектами по
завоеванию Кабарды. Кандидат исторических наук Озова подробно остановилась на
фактах продвижения России вглубь территории Кабарды, отметив, что главной целью
линии было «постепенное выдавливание на юг обитавших в этих местах народов».
После
поражения в битве на Малке (в районе нынешнего с. Псыхурей), отметила Озова,
кабардинцы готовы были восполнить России все убытки, понесенные в ходе войны,
но просили убрать крепости Павловскую, Марвинскую и Георгиевскую, находившиеся
«в самой гуще кабардинских поселений», так как занятие земель под эти крепости
привело к хозяйственному коллапсу. Несмотря на выплату контрибуции, состоялся
второй этап аннексии, когда было потеряно все Пятигорье: «Кабардинцам запретили
хозяйствовать на левом берегу Малки и Терека, были аннексированы значительные
территории Кабарды».
Профессор
Барасби Бгажноков, развивая выводы Фатимы Озовой, объяснил, почему закладка
крепости в урочище Моздок вызвала неприятие адыгов: «Моздок находился в самом
центре Кабарды, поэтому это воспринималось как грубое нарушение прежних
договоров, начало незаконного отторжения кабардинских земель. Кабардинцы
предложили – есть соответствующие документы – сами построить крепость в
Моздоке, будем охранять и Россию, и Кабарду».
По словам
Бгажнокова, располагавшиеся за Моздоком Курейские степи имели очень важное
экономическое значение для Кабарды: там находились зимние пастбища, отдельные
села. Кроме того, подчеркнул Бгажноков, этим нарушались договоры, подписанные
между Россией и Кабардой: «Почему? Времена изменились. Россия «уже могла». Это
было началом Кавказской войны, которая приобрела массовый и системный характер.
Россия поставила четкую задачу – захват черноморского побережья, хотя по
Белградскому трактату ей был закрыт доступ к Черному морю».
Профессор
Бгажноков заявил, что вопреки теории Марка Блиева, авторами набеговой системы
были российские военные, предпринимавшие глубокие рейды на территорию Черкесии:
«Это делалось не столько для обогащения, хотя захватывались и золото, и
серебро, а для устрашения и приведения к покорности. Но им еще надо было
возвращаться, а у них не было тыла. И тогда начали возводить эту линию».
Кандидат
исторических наук Заур Кожев остановился на различиях в покорении Чечни и Дагестана
и войне на Центральном и Западном Кавказе, обратив внимание на общественные и
ментальные различия между народами в разных частях региона, а также на иные
подходы России при ее действиях на Западе и на Востоке.
Он отметил,
что к началу 30-х годов XIX века черкесы имели два символа национального единства и
вооруженной борьбы за независимость: меморандум независимости Черкесии и
Священное знамя Черкесской конфедерации: «Эти символы были обращены не только к
адыгам, но и к мировому сообществу. Меморандум, разосланный во многие страны,
говорил о праве народа жить на своей земле, подчиняясь собственным законам».
По словам
Кожева, Имамат Шамиля «парадоксальным образом оказался полностью совместим с
Российской политической системой», а Черкесская конфедерация с ее идеей мирного
соседства, оказалась «органически несовместимой с Российской империей».
Разность
Востока и Запада понимали и в России. Филинссон отмечал, что «ускорение
военного насилия приведет лишь к эскалации, но не к покорению черкесов». Более
мягкий вариант Филинссона не был принят, возобладали предложения Евдокимова:
«насильственно согнать черкесов с предгорий, занять все земли новым населением:
лояльным, православным, вооруженным, то есть казаками». В реализации плана
Евдокимова, говорится в докладе Заура Кожева, принимали участие боле 211 тыс.
человек: «Именно столько было отчеканено медалей «За покорение Западного
Кавказа».
Докладчик
отметил, что «Черкесия не была покорена, а фактически уничтожена, а население
изгнано»: «Национальное самосознание адыгов не восприняло это как капитуляцию.
Главный национальный символ – адыгское знамя – осталось незапятнанным. Он и
сейчас остается главным объединяющим символом адыгов, где бы они ни жили. И это
такой же очевидный результат Кавказской войны, как и изгнание черкесов с
исторической Родины».
По словам
Кожева, очевидцы адыгского изгнания предрекали черкесам «быструю ассимиляцию,
как в диаспоре, так и на Кавказе: «Турецкие черкесы просуществуют одно
поколение, такие же перспективы у прикубанских анклавов. Только для
кабардинцев, сохранивших свой социальный строй, обычаи, пререкалось более
длительное время».
Подводя
итоги и анализируя события последних лет, Заур Кожев пришел к выводу, что и в
диаспоре, и на Северном Кавказе «адыгским общественным сознанием (во всяком
случае какой-то его частью) результаты Кавказской войны до сих пор не признаны
легитимными»: «Очевидно, что пока существует адыгское общественное сознание,
опирающееся на общую историческую традицию, будут продолжаться попытки
признания факта геноцида и решения проблем репатриации». По мнению Кожева,
признание итогов войны легитимными будет означать «конец традиционной адыгской
идентичности, которой отказали в праве на существование еще 150 лет назад. Это
будет означать начало формирования новых идентичностей, которые будут иметь
отношение к адыгам, как современные итальянцы к древним римлянам».
Докладчик
пришел к выводу, что такой сценарий «не самый маловероятный», если посмотреть,
как реагируют на черкесский вопрос, на то, что «черкесы живы и пытаются
реинтегрироваться в единое социальное, культурное пространство» федеральные
структуры власти.
Заведующий
сектором археологии КБИГИ Владимир Фоменко рассказал об изменениях этнического
состава Пятигорья в последней четверти XVIII – начале ХХ в.в., отметив, что в XV-XVIII веках соседями пятигорских кабардинцев были равнинные
абазины и ногайцы: “Основным населением Пятигорья были кабардинцы, а земли
принадлежали князьям Атажукиным. Известный путешественник Палас описывал в
конце XVIII в., что здесь имеются «далеко заметные кладбища черкесов
и абазин».
Владимир
Фоменко отметил, что превращения Пятигорья в часть Кавказской линии
«существенно изменило условия существования местного кавказского населения.
Вместе с тем до середины XIX века Пятигорье сохраняло значительное адыго-абазинское
население. Около 20 адыгских сел располагались в долинах Подкумка и Кумы».
Докладчик
подчеркнул, что от большей части этих селений «не сохранилось даже развалин».
По словам
докладчика, строительство российских крепостей в Пятигорье привело к «большому
недовольству» местного населения и «многочисленным военным конфликтам»: «Еще
большее возмущение вызывало хозяйственное использование земель вокруг
крепостей, возникновение первых казачьих станиц, крестьянских сел, слобод,
населенных купечеством и отставными солдатами. В основном проблемы решались
карательными акциями. Трамоваул был разрушен до основания».
В 1804-1807
адыго-абазинское и ногайское население пострадали от эпидемии чумы и военных
действий. В годы действий на Кавказе Ермолова давление усилилось. Во второй
четверти и середине XIX в долинах Подкумка и Кумы были поселены несколько станиц
казаков, что «коренным образом изменило этносостав района. В 1829 Кавказская
линия и часть казачьих станиц были отодвинуты на р. Малка. Но вплоть до 1867
отдельные кабардинские аулы существовали в центральной части и на окраинах
Кавминвод. Открытие курорта, а также необходимость сельскохозяйственного
освоения земель, отметил Фоменко, привели российскую администрацию к выбору «в
пользу заселения Пятигорья русскими. Прежде всего военно-крестьянского сословия
– казачеством и отставными солдатами, а также немецкими колонистами «с их
европейской культурой земледелия»: «В результате такой политики
абазино-кабардинское население к конце XIX в. практически исчезло. С 1809 в Пятигорье стали
переселяться немцы из Саратовской колонии. В начале ХХ в. вторым по численности
этносом в Пятигорье (после русских) были немцы. Кабардинское и абазинское
население сохранялось только на окраинах Пятигорья. По сведениям Кокова,
адыгами и абазинами, переселившимися из Пятигорья были основаны Малка (Хаджиево
и Трамово), Каменномостское (Кармово), Верхний и Нижний Куркужин и другие.
Интенсивное переселение абазин в Кабарду привело к практически их полной
ассимиляции. Потомки абазин ныне составляют большинство населения Зольского
района КБР. Последними из Пятигорья в Кабарду в 1804 переселились абазины
Абукова аула, где основали Залукокоаже».
Владимир
Фоменко указал, что в Пятигорске тех времен было запрещено строительство
мечетей. Имелись синагоги, католические и православные храмы. На городском
кладбище, основанном в 1824, господствующее место занимает участок с
погребениями католиков и лютеран, менее престижной является православная часть.
Участки с могилами армян, иудеев и мусульман расположены по периферии
некрополя: «Была такая иерархия».
Докладчик
рассказал, что «совсем недавно» в Пятигорске и Минводах открылись памятники
Ермолову: «Историю того населения, о котором я говорил, стараются не вспоминать
и где можно все это вымарывается, очень редко говорят. На бытовом уровне
существует мнение, что были эпидемии чумы, других заболеваний. В результат это
население просто вымерло».
Владимир
Фоменко напомнил, что город-курорт Железноводск появился только благодаря тому,
что летом 1810 Измаил-бей Атажукин показал столичному доктору Газу источник
минеральной воды у Железной горы: «На бювете источника №1 (Лермонтовский
источник) висела еще с советских времен табличка с информацией о том, кем был
открыт источник. В 2013 табличку заменили на другую, на которой об Измаил-бее
Атажукине ничего не говорится».
При
обсуждении доклада отмечалось, что экскурсоводы на курортах Кавминвод дают
«совершенно искаженный материал по истории этого края». Владимир Фоменко
ответил, что это происходит «с молчаливого согласия» властей: «Нет. У
Кавказской войны в городах Кавминвод некий ореол, что это была слава, подвиги,
что герои той войны – граф Евдокимов, генерал Ермолов. Это такой стереотип и он
начинает развиваться».
Кандидат
исторических наук Тимур Алоев обратился к сходствам и различиям геноцида адыгов
и армян в попытке «нащупать оптимальный формат российско-черкесского диалога».
При этом он подчеркнул, что здесь вряд ли уместны прямые аналогии, учитывая
географические и культурно-исторические различия, а также хронологическую
дистанцию. В докладе Алоева рассматривается работа американского ученого с
армянскими корнями Рональда Суни «Диалог о геноциде», а также подчеркивается,
что автор долго доказывал необходимость диалога между армянами и турками, а
также другими сторонами конфликта. Тимур Алоев пришел к выводу, что между
армянами и турками есть много препон, которые «еще не сложились между черкесами
и русскими»: «Но это обязательно сложится, если политика России не изменится. И
с точки зрения интересов самой России объективно выгодно, чтобы российское
руководство наконец-то рационально, эмпатически восприняло особые требования, и
приступило к удовлетворению некоторых значимых вещей. А для этого обязательно
нужен диалог. Без диалога невозможно совместное мирное доброе сосуществование».
Олег Гусейнов
Газета Юга